Игорь Негатин - Лишнее Золото [СИ]
— Я говорил сегодня с Виктором о тебе. Ты воевал?
— Доводилось.
Он кивнул, словно подтверждая свои мысли, и опять занялся своей трубкой. Примял табак большим пальцем и выпустил несколько клубов дыма.
— Ты знаешь, сколько экспедиций живет обычный охранник, вроде тебя?
— Сколько?
— Две! — Джек, для убедительности, выставил перед собой два пальца, и повторил: — Две. Редкие типы выживают три или четыре похода. Потом они увольняются к чёртовой матери и устраиваются где-нибудь в Нью-Портсмуте. В лучшем случае — вышибалами в барах. В худшем — спиваются и подыхают в портовых кабаках, нарвавшись в пьяной драке на нож.
— Почему не устраиваются в охрану базы? — поинтересовался я и усмехнулся. — Гордость вольных стрелков не позволяет?
— Гордость здесь не при чём. Человека, который долго бродил по этому миру и кое-что понял, на цепь не посадишь. Нельзя сделать из волка дворняжку.
— И что?
— Хочешь закончить свою жизнь, как они?
— Моя жизнь так не закончится.
— Уверен?
— Я мало в чём уверен, Джек. Но в одном — на сто процентов.
— В чём? В непогрешимости папы Римского?
— Нет ситуаций, которые сильней меня.
— Смотри мне, — он покачал головой, — упрямый. Знаешь, а ты мне нравишься. Не знаю, какой из тебя получится спутник, но увидим. Думаю, что ты не самое тухлое мясо из тех, кто отзывается на свист Ордена. Слушай сюда, — Джек хлопнул ладонью по столу, — через неделю я ухожу на побережье.
— Надеюсь, надолго?
— Нет, — отмахнулся Джек, — недели на две, не больше. Ничего особенного — так, весёлая прогулка на взморье. Мой тамошний коллега, который греет свой зад в лаборатории форта Линкольн, нашёл что-то интересное и просто горит желанием поделиться своим открытием со стариной Джеком Чамберсом.
— Виктор говорил что-то про поездки в Порто-Франко.
— Порто-Франко? Дыра для маменькиных сынков! Сейчас туда тянут железнодорожную ветку. Скоро дорога станет безопаснее, чем прогулка в тёплый сортир с журналом Плейбой подмышкой.
— Это не от меня зависит. Поеду туда, куда отправят.
— С твоим шефом решу, это моя забота. Присоединишься?
— о'кей, — кивнул я.
— Тогда доставай стаканы, — Чамберс вытащил из кармана жилета плоскую фляжку и поболтал ею в воздухе, — это дело надо отметить…
13
21 год, по летоисчислению Нового мира
В трёхстах километрах западнее шато «Нардин»
— Скажи, Карим, как ты умудряешься петь? — спросил Поль. — Любую мелодию выворачиваешь так, что от оригинала остаются только слова, да и то с восточными переливами. Это что, зов предков?
— Много ты понимаешь в музыке, Медведь! — Карим поднял указательный палец. — Это пою не я — это во мне поёт сама пустыня.
— Не претендую на роль знатока, но этот вой меня слегка тревожит. Кажется, что где-то разделывают барана. Причём живьём…
Никита фыркнул и отвернулся. Пел алжирец и правда не очень. Звуки, которые он извлекал из своего горла, больше напоминали призыв охрипшего муэдзина, чем песню, знаменитую в Старом свете.
— Да, может, я не умею красиво петь, но разве это главное? Хочешь, спою другую?
— Может, не надо?
— Когда поёшь, путь кажется короче, — он откашлялся и затянул: — Шайя-я-ян он ю крэ-эйзи да-а-аймонд… Нет, тебе правда не нравится?[23]
— Тьфу, дьявол…
— Ладно, не буду. Ты, перед выездом, связывался с конвоем? — спросил Карим, аккуратно выворачивая руль. Движок басовито зарычал и потащил джип вверх по склону.
— Да, — Поль бросил взгляд на карту, лежащую у него на коленях, — точка рандеву — в ста километрах отсюда. У заброшенной фермы.
— Развалины, — уточнил алжирец, — это уже развалины. Дома быстро умирают, если в них не живут люди. Я помню эту ферму. Её хозяин был упрям, как ишак, и погиб глупо. За два часа доберёмся. Может, и быстрее, но дорога дрянь.
— А что, смерть бывает умной? — спросил Никита.
— Смерть? Она бывает правильной. Своевременной…
— Хорошую тему выбрали! — проворчал Поль. — Лучше за дорогой смотрите! Хотя спешить некуда, у них поломка серьёзная. Два Орденских транспорта встали, а их точно не бросят. Пока починят, пока соберутся… В общем, всё равно первыми будем.
По словам Нардина-старшего, транспортный конвой, к которому они собирались примкнуть, умудрился застрять в двухстах километрах отсюда.
— Всё у американцев не так, как у людей, — усмехнулся Никита. — Пока раскачаются, пока починят… Глядишь, к вечеру и доберутся. Хотя это тот случай, когда лучше подождать. Идти в колонне — оно как-то спокойнее.
Машина выбралась на небольшой пригорок, с которого открывался прекрасный вид на окрестности. Правее в призрачной синеватой дымке темнела горная гряда, а впереди, насколько хватало глаз, расстилалась саванна. Высокая, выжженная на солнце трава колыхалась под ветром, словно огромное живое существо. Казалось, что это дышит сама пустыня. Метрах в четырёхстах, у засохшего, похожего на карагач дерева, устроилась небольшая стая местных гиен — свиней-падальщиков. Они настороженно посмотрели на машину, но с места не сдвинулись. Чуть дальше паслось несколько шерстистых носорогов — похожих на своих суматранских собратьев из Старого Света, но украшенных двумя хорошо развитыми рогами и длинной шерстью. Это зверьё было осторожнее — один из них повернул голову, провожая джип, и не спеша, с достоинством начал удаляться. За ним, поднимая клубы пыли, тронулись его собратья.
— Прямо сафари! — кивнул алжирец. — Сколько лет езжу, а каждый раз — как впервые!
— Сафари, — усмехнулся Нардин. — Вспомни, как ты впервые сюда попал. Ругался на чём свет стоит.
— А сам? — вернул усмешку Карим. — Кто сутки на валуне просидел, пока его не нашли?
— Эту историю мне не рассказывали! — подал голос Никита, сидящий на заднем сиденье.
— Ты лучше за окрестностями следи, слушатель…
— Не переживай, Никита, — ухмыльнулся алжирец, — я тебе потом расскажу.
— Трепач, — покачал головой Нардин.
— Я?! — возмутился Карим. — Ну раз так, слушай! Один раз твой отец сутки просидел на валуне. Видишь в отдалении камень? Вот примерно на таком. Чёрт…
— Что случилось?
— Или мне показалось, или там был блик, — нахмурился рассказчик.
— Скорость не снижай, — Поль щелкнул предохранителем автомата.
— Не учи, — прищурился алжирец, — сейчас будет ложбина. Проверим?
— Да, — кивнул Нардин и, повернув голову, добавил: — Никита, остаёшься у машины, прикроешь.
— Понял, отец.
В этой местности часто встречались валуны. Иногда — целые нагромождения, аккуратно сваленные в кучу. Кстати, об их происхождении Орденские учёные спорили до сих пор. В Старом свете такие валуны называли эрратическими, то есть «блуждающими». Наследие ледникового периода, разбросанное по всей Европе. Но здесь, в Новом мире, не было других признаков ледникового периода, кроме этих камней, разбросанных по саванне к западу от Аламо. Джип съехал в поросшую кустарником ложбину, и мужчины выбрались наружу. Никита осмотрелся, держа пулемёт наперевес, и пожал плечами.
— Вроде тихо.
— Никого там нет, — сказал Карим и кивнул в сторону уходящих носорогов, — будь здесь люди, паслись бы они так мирно?
— Логично, — согласился Нардин, — но проверить всё равно не мешает.
Тихо шелестела трава, в которой стрекотали какие-то местные насекомые. Неподалёку от валуна, устроившись в тени колючего кустарника, свернулась змея. Она подняла голову, но, не увидев ничего угрожающего, быстро успокоилась. Только раздвоенный язык мелькнул во рту острой молнией.
Прикрывая друг друга, мужчины подошли к камню. Поль осторожно обогнул валун и увидел брошенный джип. Сузуки Самурай. Судя по всему, машина попала в яму — она стояла, накренившись на правую сторону. На одном боку было несколько глубоких вмятин, а лобовое стекло выбито и лежало на капоте, поблёскивая на солнце лучиками трещин. Мужчины неторопливо подошли к машине. Пока Карим прикрывал, Поль убрал автомат за спину и, достав пистолет, внимательно осмотрел салон. Машина стояла здесь уже давно — на гранях погнутой жести уже появилась ржавчина, а салон был занесён песком и пылью. На заднем сиденье лежала пустая канистра, изодранный спальный мешок и небольшой коврик.
— Чисто! — сказал он и нажал тангету висящей на жилете рации, — Никита, как у тебя?
— Тихо, как на кладбище.
— Подъезжай сюда.
Пока один из них копался в машине, другой, не опуская вскинутый к плечу автомат, обошёл валун. Через секунду послышался его голос:
— А вот и водитель! Правда, только кости остались. Больше нет ничего.
Нардин подошёл к алжирцу и увидел разбросанные по земле останки, на которых виднелись обрывки одежды. На одной ноге даже ботинок сохранился. Карим кивнул на разбитый человеческий череп, с которого свисали клочья высохшей кожи.
